Дина Рубина: «А напишу-ка я о любви!»

Дина Рубина

Фото: РИА Новости

В Москве Дина Рубина первым делом встретилась с читателями – представить и подписать третью часть саги «Русская канарейка» и ответить на вопросы - в том числе и о фильме «Синдром Петрушки» по ее роману, который скоро выйдет на экраны с Чулпан Хаматовой и Евгением Мироновым в главных ролях. Вечер проходил «Библио-глобусе» на Лубянке.

- Дина Ильинична, ваши книги успешно экранизируются. Особенно запомнились фильмы «На Верхней Масловке» и «На солнечной стороне улицы». А вы сами-то смотрите фильмы, снятые по вашим романам?

- Ой, это у вас прозвучало примерно так: «вы вообще видали, что там натворили?» - смеется Дина Ильинична, подхватив вопрос и усилив интонацию читательницы. – Вы знаете, если честно, я стараюсь не смотреть. Потому что писатель - человек хрупкий – у него сердце, давление, он за валидол хватается. Все это очень опасно. Смотришь и при всех замечательных актерах ты понимаешь, что это совсем не то, то ты придумала, замыслила, представляла с чем жила и, просыпаясь ночью, бросалась к компьютеру. Все – не то. Нет, не так – это просто другой вид искусства. и я со временем даже научилась понимать, что вот, например, «На Верхней Масловке» - это достойный фильм, не говоря уже о том, то там играет совершенно замечательная Алиса Бруновна Фрейндлих и прекрасный Евгений Миронов, и я заранее знаю, что фильм по «Синдрому Петрушки», - он сейчас озвучивается, а выйдет в начале 2015 года - будет совсем другой, к тому же там Чулпан Хаматова, которую я обожаю в любых ролях, и снова Евгений Миронов - это значит, все получится. Но уже известие о том, что в фильме не будет ни Львова, ни Праги, потому что Россия дала больше всех денег и поставила условие снимать в Санкт-Петербурге, и хоть это один из любимейших моих городов мира, но это не кукольный город, как требовалось по книге. Львов – да, кукольный, и Парага тоже. А Петербург – при том даже что именно там живут два кукольника, муж и жена, сделавшие все замечательные куклы к этому фильм, все равно его пространство – совсем не кукольное. Но я надеюсь, что все остальные достоинства с лихвой это перекроют и там будет что смотреть.

- А может быть, вы сделаете продолжение?

- Боже упаси! Я никогда этим не балуюсь. Когда вышел роман «Белая голубка Кордовы», Игорь Губерман мне сказал: «Старуха, может тебе стоит задуматься о том, чтобы продолжить?». Я ему: «Ты с ума сошел, там же герой убит». А он мне резонно так: «А Остап Бендер?! Ты напиши «он очнулся и поднялся. Это была не та пуля…» я сказала, чтобы шел к черту. Это совсем не тот случай, и в «Русской канарейке» я сказала все, что хотела сказать в этом романе. И достаточно.

- Дина Ильинична, а как вы пишете? Просыпаетесь, идете к компьютеру – как? Мне почему-то представлялось и хочется верить, что «Синдром Петрушки» написан гусиным пером.

- Забавно! Но вы знаете, когда я его писала, у нас, кстати, довольно часто гас свет – потому что шла очередная военная операция. Так что довольно часто приходилось переходить на ручку – но на гусиное перо, конечно. Я понимаю, что выгляжу не очень молодо, но гусиных перьев я уже не застала, - смеется писательница.

- Есть ли у героев «Русской канарейки» прототипы?

- Как таковых нет. Но есть некие черты существовавших когда-то реальных людей, о которых мне пришлось услышать. Импульс, дающий толчок писателю, это, бывает, совсем не то романтическое, что себе можно навоображать - например, распространенный миф о том, как писатель едет в поезде и слушает истории попутчиков, пописывая в блокнотике для памяти. На самом деле все не так. Что касается конкретно «Русской канарейки», то у меня есть знакомая из Алма-Аты, и я как-то, думая как раз о канарейках, спросила совершенно спонтанно: «А у вас дома были канарейки когда-нибудь?» И она мне ответила, что канареек разводил некий «дядя Вася», ее родственник, у которого был еще такой огромный плащ, котором он ночевал зимой под окнами одной воронежской балерины. И вот с этого и началось написание романа. Я представляла этого не известного мне дядю Васю под окнами у балерины, Воронеж превратился в Одессу, а балерина – в мою героиню. Что-то покатилось. Но тут ведь еще в чем загадка? Мне часто рассказывают и присылают реальные подробные истории, но почему-то в большинстве случаев ничто в них не отзывается в сердце. А может мимо пролететь стрекоза или непонятно откуда донестись до тебя куплетик уголовной частушки – «Хоп, мусорок, не шей мне срок, машинка Зингера иголочку сломала», - и все, появляется целая глава! Это загадочная вещь, но все писатели сумасшедшие люди, я всегда это говорила.

- Вам как писателю как видится проблема борьбы со злом методами зла? Например, ваш герой с изумительным голосом, вместо музыки вынужден заниматься совсем другим делом. Он говорит: «Я устал убивать». Для Израиля, где вы живете, это очень важный и болезненный вопрос.

- Очень важный. Именно поэтому там нет смертной казни!

- Ну так все же как бороться со злом, не переступая границ? Как, вынужденно убивая, оставаться человеком?

- Это один из самых болевых вопросов не просто книги, а жизни в принципе. Я живу в маленькой стране, которую мечтают уничтожить практически все соседи. И когда происходит очередной кошмар вроде взрыва на дискотеке, в котором гибнут 25 подростков или когда стариков-раввинов рубят топором, эта проблема встает очень остро. Знаете, я дружу с Эдуардом Кузнецовым, тем самым фигурантом питерского «самолетного дела», когда они с Буковским собирались угнать самолет, чтобы обратить на себя внимание, угнать у них не получилось, но все равно Кузнецов был приговорен к смерти. И вот его уже вели расстреливать и в последнюю минуту заменили казнь 17-летней отсидкой. А потом его и Буковского обменяли. Была даже частушка - «обменяли хулигана на Луиса Корвалана». И вот я у него, человека знающего о смертной казни не понаслышке, спрашиваю: «Как может быть, чтобы в благополучных Соединенных Штатах была смертная казнь, а в этом кипящем израильском котле - нет?». И он мне отвечает: «Дина! А кто будет в исполнение приводить? Ты? Ты сможешь? И тут до меня доходит, что это действительно очень страшно. Но в то же время мы все понимаем, что наши отцы и деды, воевавшие в Великую отечественную войну, стреляли во врагов. Мужчины, бывает, убивают врагов. А иногда даже не врагов, а просто противоположную сторону. Это одно из трагических средоточий морали. В Библии, которая запрещает убивать, тем не менее есть закон: убей того, кто хочет убить. Этот вопрос, боюсь, человечеству не решить никогда.

- Трилогия «Русская канарейка» учит так или иначе тому, что за счастье нужно все отдать. Но меня мучит вопрос: когда Айя была маленькой, ей папа давал пользоваться слуховым аппаратом. Что ей мешало потом пользоваться таким устройством, чтобы слышать голос любимого?

- Препятствовало только одно - воля автора. Искусство - условная вещь. Я, кстати, целый год переписывалась с женщиной с таким же синдромом, как у моей героини, и надо сказать, она прекрасно читает по губам, и каким-то непостижимым образом она слышит голос матери и голос мужа. Из другой комнаты слышит. Как? Она не может этого объяснить - говорит, может, кожей. А слуховой аппарат ее раздражает. И моя героиня тоже в монастырской сцене во время оратории, удивляясь, слышит голос мужа и сына. Она слушает сердцем.

- В последнее время выходят только ваши крупные романы. Продолжаете ли вы писать рассказы?

- Следующим выйдет как раз сборник рассказов. И надо сказать, что мне сейчас хочется написать именно рассказы. Мне нужна смена руки, масштабов. И это - полезно. Но тут как раз на днях мне позвонили из глянцевого журнала: мы бы, мол, хотели, чтобы вы нам написали рассказ о любви. Я так глупо и высокомерно ответила им! Что-то о том, что лет двадцать уже заказов не принимаю, а заказываю себе сама. Пересказываю все это моему литагенту, а она мне и говорит: и на черта же вам не написать рассказ о любви? И я подумала: а пожалуй, что и напишу!

«Синдром Петрушки» (это роман, написанный в 2010 году, стал финальной частью трилогии, в которую вошли романы «Почерк Леонардо» и «Белая голубка Кордовы») представляет собой симбиоз готического романа, семейного детектива и психологической драмы. В центре сюжета — одержимый кукловод, который влюбился в тряпичную куклу.